Осип Мандельштам о городе, в котором прошли мои школьные годы..
АШТАРАК
(отрывок из произведения "Путешествие в Армению"; 1931-1932)..
Мне удалось наблюдать служение облаков Арарату.
Тут было нисходящее и восходящее движение сливок, когда они вваливаются в стакан румяного чая и расходятся в нем кучевыми клубнями.
А впрочем, небо земли араратской
доставляет мало радости
Саваофу: оно выдумано синицей в духе древнейшего атеизма.
Ямщицкая
гора,
сверкающая
снегом,
кротовое
поле, как будто с издевательской
целью
засеянное
каменными
зубьями,
нумерованные
бараки строительства и набитая пассажирами консервная жестянка - вот вам окрестности Эривани.
И вдруг - скрипка, расхищенная на сады
и
дома,
разбитая на
систему этажерок,- с распорками, перехватами, жердочками, мостиками.
Село
Аштарак
повисло
на журчаньи воды, как
на проволочном
каркасе. Каменные
корзинки
его
садов - отличнейший
бенефисный
подарок
для колоратурного сопрано.
Ночлег
пришелся
в
обширном
четырехспальном
доме
раскулаченных. Правление колхоза вытрусило из него обстановку и учредило в
нем деревенскую гостиницу. На
террасе, способной приютить все семя Авраама, скорбел удойный умывальник.
Фруктовый
сад --
тот же
танцкласс
для
деревьев.
Школьная
робость яблонь, алая грамотность вишен... Вы
посмотрите на их кадрили, их ритурнели и рондо.
Я
слушал
журчание колхозной цифири. В
горах
прошел
ливень, и хляби уличных ручьев побежали шибче обыкновенного.
Вода звенела
и раздувалась на всех этажах
и
этажерках Аштарака - и пропускала верблюда в игольное ушко.
Ваше письмо на 18 листах, исписанное почерком
прямым
и
высоким,
как тополевая аллея, я получил и на него отвечаю:
Первое
столкновение
в
чувственном
образе
с
материей
армянской архитектуры.
Глаз
ищет формы, идеи, ждет
ее, а взамен натыкается
на
заплесневший хлеб природы или на каменный пирог.
Зубы
зрения
крошатся
и
обламываются,
когда
смотришь
впервые
на армянские церкви.
Армянский
язык - неизнашиваемый - каменные
сапоги. Ну,
конечно, толстостенное
слово,
прослойки
воздуха
в
полугласных.
Но
разве
все очарованье в этом? Нет! Откуда же тяга? Как объяснить? Осмыслить?
Я
испытал
радость
произносить
звуки,
запрещенные для
русских уст, тайные, отверженные и, может, даже -- на какой-то глубине постыдные.
Был
пресный
кипяток
в
жестяном
чайнике, и
вдруг
в
него
бросили щепоточку чудного черного чая.
Так было у меня с армянским языком.
Я в себе
выработал шестое - "араратское" чувство: чувство притяжения горой.
Теперь, куда бы меня ни занесло, оно уже умозрительное и останется.
Аштаракская церковка самая обыкновенная и для
Армении
смирная. Так - церквушка в шестигранной камилавке с канатным орнаментом по карнизу кровли и такими же веревочными бровками над скупыми устами щелистых окон.
Дверь - тише воды, ниже травы.
Встал на цыпочки и заглянул внутрь: но там же купол, купол!
Настоящий! Как в Риме у Петра, под которым
тысячные толпы, и пальмы, и море свечей, и носилки.
Там
углубленные
сферы апсид раковинами
поют. Там
четыре
хлебопека: север, запад,
юг, восток - с выколотыми глазами тычутся в
воронкообразные ниши, обшаривают очаги и междуочажья и не находят себе места.
Кому
же пришла идея заключить
пространство в этот
жалкий погребец, в эту нищую темницу - чтобы ему там воздать достойные псалмопевца почести?
Мельник,
когда ему не
спится, выходит без шапки
в сруб и осматривает жернова. Иногда я просыпаюсь ночью и твержу про себя спряжения по грамматике Марра.
Учитель Ашот вмурован в плоскостенный дом свой, как несчастный персонаж в романе Виктора Гюго.
Стукнув пальцем по коробу
капитанского барометра, он шел во двор - к водоему и на клетчатом листке чертил кривую осадков.
Он возделывал малотоварный фруктовый участок в десятичную долю гектара, крошечный вертоград, запеченный в каменно-виноградном пироге Аштарака, и был исключен, как лишний едок, из колхоза.
В
дупле
комода
хранился диплом
университета,
аттестат
зрелости
и водянистая папка с акварельными рисунками - невинная проба ума и таланта.
В нем был гул несовершенного прошедшего.
Труженик
в
черной
рубашке
с
тяжелым
огнем
в
глазах,
с открытой театральной
шеей,
он удалялся
в перспективу
исторической живописи -
к шотландским мученикам, к Стюартам.
Еще не написана повесть о трагедии полуобразования.
Мне
кажется,
биография
сельского
учителя
может
стать в
наши
дни настольной книгой, как некогда "Вертер".
Аштарак - селенье
богатое
и хорошо
угнездившееся - старше
многих европейских
городов.
Славится
праздниками жатвы и
песнями
ашугов. Люди, кормящиеся около винограда, - женолюбивы, общительны, насмешливы, склонны к обидчивости и ничегонеделанью. Аштаракцы не составляют исключения.
С неба упало три яблока: первое тому, кто рассказывал, второе тому, кто слушал, третье тому, кто понял. Так кончается большинство
армянских сказок. Многие
из
них записаны в
Аштараке. В
этом
районе - фольклорная житница Армении.
Произведение полностью можно прочитать
